струйский николай еремеевич

Ответ от Наталья Балбуцкая[гуру]
В Государственной Третьяковской галерее непременно остановлюсь у портрета Александры Петровны Струйской кисти несравненного и во многом непознанного Федора Степановича Рокотова. И, быть может, этот портрет наиболее загадочный из его произведений. Изображена прелестная, обаятельная женщина, почти девочка, полная пленительного очарования. На ее лице и в глазах - печаль и гордость, хрупкая нежность и большое человеческое достоинство, смятенность души и нравственная чистота, душевная незащищенность и внутренняя гордыня. Нет, нет, не счастлива она, хотя пытается скрыть драму свою, страдания и горечь.
Несомненно, много личного у Федора Степановича в этой картине, непривычно личного. Именно в этом, как мне кажется, заключается загадка, которая связывает какими-то нам неведомыми узами Рокотова и Александру Петровну.
Можно ли чем-то еще подтвердить эту догадку? Да, можно. Другим рокотовским произведением - парным портретом мужа Александры Петровны - Николая Еремеевича Струйского, богатого пензенского помещика, в недавнем прошлом гвардейского офицера. Исполнен портрет в том же 1772 году. Посмотрите - худощавое неприятное лицо, исступленно-горячечные глаза на мутном фоне, безвольный рот сумасброда, эгоиста и неврастеника. Ох, как не польстил Рокотов Николаю Еремеевичу! Не похож на себя Федор Степанович, очень не похож, изменило ему неизменно ровное чувство любезной сдержанности, спокойного и доброго отношения к модели. Здесь же художник явно не смог сдержаться.. .
Взаимоотношения Рокотова и Струйского - одна из самых больших непонятностей в биографии живописца. Связывала их как будто дружба. Николай Еремеевич преподнес художнику свои стихотворения с такими словами: "То Рокотов: мой друг! " Да и П. А. Вяземский в обзоре "Новые книги" в 1827 году, иронически оглядывая сочинение Струйского, снисходительно замечает о Рокотове: "Знаменитый живописец того времени и друг поэта... "
Интересные воспоминания о Струйском оставил Иван Михайлович Долгорукий, пензенский вице-губернатор. Он хорошо знал его, бывал в его имении в селе Рузаевка. Он пишет: "Стихи писались им в особом кабинете на самом верху рузаевского дома, названном "Парнасом". В этом кабинете, содержавшемся в большом беспорядке, было множество разных оружий и пыль везде большая. "Пыль, - говорил Струйский, - есть мой страж, ибо по ней увижу тотчас, был ли кто у меня и что трогал". В сие святилище никто не хаживал... Меня он удостоил ласкового там приема, за который дорого заплатил один из моих товарищей, ибо, читая одно свое произведение... сильно будучи им восхищен, он (Струйский) с таким восторгом и жаром читал, что схватил внезапно моего товарища за ляжку и так плотно, что тот вздрогнул и закричал, а Струйский, не внемля ничему, продолжал чтение свое, как человек в исступлении... Все обращение его, впрочем, было дико, странно... "
Болезненно пристрастен был к юридическим упражнениям: делал сам своим крепостным допросы, судил их, ввел самые изощренные, изуверские пытки. Даже построил по собственному проекту тюрьму, где заключенных держали в цепях.
Федор Рокотов, "искусный мастер портретного дела", в 1770 - 80-х годах был очень знаменит. Он, бывший крепостной, окончил Императорскую академию художеств, стал академиком, был приближен ко двору, удостоился писать Екатерину II, за что был милостиво ею награжден; писал Павла I, многих из августейшей фамилии, а также представителей самых родовитых семейств - Шуваловых, Репиных, Орловых, Воронцовых, Голицыных, Гагариных, Уваровых, Бутурлиных... И вдруг исполняет портреты Струйских, пензенских помещиков, ничем себя не отличивших?!
Источник: Газета "Культура" последнее изменение 28.09.2009 Поиск Еженедельная газета интеллигенции№30 (7287) 9-15 августа 2001г.