картина проводы покойника

Ответ от Liudmila Sharukhia[гуру]
Первая же картина, созданная после возвращения, – «Проводы покойника» (1865) – сразу определила бесспорную роль Перова как лидера нового движения – формирующегося идейного реализма.
«Перед нами сани с женщиной и детьми, – говорил Д. В. Григорович, – как сделал художник, мы не знаем, – это тайна его высокого таланта, но глядя на эту спину, сердце сжимается, хочется плакать» .
Эмоциональный и социальный смысл картины точно почувствовал В. В. Стасов: «Перов создал в 1865 году одну из лучших своих картин: "Деревенские похороны". Картина была маленькая по размерам, но великая по содержанию… Художество выступало тут во всем величии своей настоящей роли: оно рисовало жизнь, оно "объясняло" ее, оно "произносило свой приговор" над ее явлениями. …Эти похороны еще безотраднее и печальнее, чем у Некрасова в поэме "Мороз-Красный нос". Там гроб провожали отец, мать, соседи и соседки, – у Перова никого. Перов дал полную покинутость и одиночество крестьянской семьи в ее горе» . Темные, свинцовые тучи, закрыв полнеба, тяжело зависли над землей, погасив сияние обильного снега, растворив его белизну в рефлексах серого. Резкий контраст темного и светлого, данный мощным аккордом в верхней части картины, постепенно смягчается, отзываясь глухим, тусклым эхом в живописном поле холста. Разбежавшийся по нему тенями различной интенсивности серый цвет, холодный, безжизненный, главенствует в колорите картины, определяя ее тональное звучание. Тощая лошадь, еле перебирая ногами, медленно бредет к погосту, от которого, словно души умерших, отлетают птицы в небесную высь. Возница — молодая вдова, везущая в санях страшный груз, в котором соединилось все: и смерть кормильца, и сиротство малых детей, и обездоленность семьи. Мы не видим лица женщины, но ее психологическое состояние «читается» сразу по этим безвольно опущенным плечам, придавленным не только преждевременной смертью мужа, но и тяжелым бременем неизвестности судьбы.
Художник избирает диагональное построение композиции, всегда предполагающее динамику, обоснованную здесь самим контекстом действия. Но в данном случае Перов создает неожиданную коллизию, когда композиционный центр картины выдержан в обратном движении ритма, прямо противоположном естественной динамике взятого ракурса. В этом пластическом противостоянии двух сил, сдерживающих и, можно сказать, нейтрализующих друг друга, и возникает столь необходимая Перову статика. Именно она — главный нерв художественного образа картины, в которой нет ропота, бурного, страстного движения чувств, но только тихое смирение. В отечественном искусстве это, вероятно, первая картина, в которой тонко и деликатно раскрылось, может быть, самое сокровенное в русском человеке — его самоотречение в терпении скорбей. Такое «самоотвержение, — писал святитель Игнатий Брянчанинов, — основывается на вере во Христа» .
Воспетое Перовым «самоотвержение» придает всей картине высокий духовный смысл, в котором раскрывается святая святых русской души — ее покорное, смиренное приятие Божией воли.