философские мотивы в лирике пушкина
Автор Александр Кобышев задал вопрос в разделе Школы
сочинение на тему Философская лирика Пушкина и получил лучший ответ
Ответ от Наталья Балбуцкая[гуру]
все сочинения есть в интернете, нужно только прочесть и осмыслить по своему .
Своеобразие философской лирики Пушкина заключается в том, что она носила личностный, глубоко интимный характер. Поэт все пропускал через себя, это была философия, опробованная собственной жизнью, появившаяся в результате собственных мыслей и переживаний, что отличает философскую лирику Пушкина от лирики Тютчева и Блока.
Над вечными философскими вопросами поэт задумывался еще учась в Царскосельском лицее. Под влиянием Батюшкова он рассматривал смысл жизни с позиций жизнерадостного эпикурейства. По его мнению, цель существования человека заключалась в наслаждениях, дружеских пирушках, прожигании жизни в веселых компаниях друзей:
Смертный, век твой привиденье:
Счастье резвое лови;
Наслаждайся, наслаждайся;
Чаще кубок наливай;
Страстью пылкой утомляйся
И за чашей отдыхай!
Так пишет шестнадцатилетний поэт в стихотворении “Гроб Анакреона” (1815). Похожие мысли просматриваются и в других юношеских стихотворениях поэта:
До капли наслажденье пей,
Живи беспечен, равнодушен!
Мгновенью жизни будь послушен,
Будь молод в юности твоей!
(“Стансы Толстому”, 1819)
Размышляя о разуме и безумии, Пушкин понимает, что страшнее безумия ничего нет, поэтому с такой силой он и восклицает:
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
(“Не дай мне бог сойти с ума”, 1833)
Мой совет - не пишите много, одна или две страницы, но умно и толково, в своём стиле . Тогда и не будет заметно, что списали .
и вообще, гугл вам в помощь
Философские мотивы в лирике Пушкина
В лирике Пушкина конца 1820х годов стремительно нарастают философские мотивы, раздумья о жизни и смерти, покаянные настроения, предчувствия новых бурь и тревог:
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне.. .
Так начинает Пушкин стихотворение «Предчувствие» (1828), в котором исчезает юношеская беззаботность и удивлявшая ранее способность поэта находить выход из мрачных настроений, из роковых вопросов в радостях жизни, в любви, в прелести и красоте бытия. Теперь эти радости омрачаются ожиданием разлуки, причем вечной разлуки, «неизбежного грозного часа». В свете предстоящего конца жизнь приобретает какойто иной, свободный от буйной чувственности, одухотворенный смысл:
Ангел кроткий, безмятежный,
Тихо молви мне: прости.. .
И твое воспоминанье
Заменит душе моей
Силу, гордость, упованье
И отвагу юных дней.
В «Дорожных жалобах» (1829) сказывается утомленность неукорененной, кочевой, неприкаянной жизнью:
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
Свою судьбу, странническую, скитальческую, поэт воспринимает в общерусском контексте: здесь и русское бездорожье как в прямом, так и в широком, историческом смысле, и капризы непредсказуемого русского климата опять таки в двух его ипостасях — природной и общественной, здесь и незащищенность личности от всякого рода неожиданностей, здесь и всероссийская беззаботность, равнодушие ко всякого рода комфорту и уюту:
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
Особенно настойчиво в творчестве Пушкина этих лет возникает мучительный вопрос о смысле жизни:
От меня чего ты хочешь? Ты зовешь или пророчишь? Я понять тебя хочу, Смысла я в тебе ищу. («Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» )
Здесь его поэзия достигает порога, за которым теряется разум и начинается область веры.
Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных, Я предаюсь своим мечтам.
Я говорю: промчатся годы, И сколько здесь ни видно нас, Мы все сойдем под вечны своды — И чей-нибудь уж близок час.
Юность «безумна» не в смысле «глупости» , а в смысле самоудовлетворенности и самоупоенности радостями земного бытия, замкнутостью ее душевного горизонта прекрасными мгновениями настоящего. Теперь возраст Пушкина, от фазы зрелости, подходит к порогу мудрости с ее способностью бескорыстно-созерцательного восприятия:
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Стихи прекрасны удивительной щедростью пушкинского сердца, способного приветствовать жизнь, уже ничего не требуя от нее для себя. Тут высшая форма созерцательно-духовной самоотдачи всей полноте земного бытия, которая для Пушкина прекрасна сама по себе, безотносительно к личным желаниям и притязаниям.
«Бесы» (1830) — это тоже «дорожные жалобы» , но уже иного, духовного свойства: потерянность человека в этой жизни, на ее заметенных снегом дорогах, в вихрях метелей, в завывании ветров — в духовном бездорожье, вселяющем ужас:
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне.. .
«Стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты! — это, право, большая удача», — сказал Пушкин и, продолжая диалог, написал ответ митрополиту Филарету:
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.. .
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима