Автор A-stra задал вопрос в разделе Прочие искусства
Когда появились чашки с именами? Есть ли у этой идеи конкретный автор или держатель патента? и получил лучший ответ
Ответ от Виктория Махракова[гуру]
Ещё в древней Японии около 20% чашек названы по имени создателя чашки, ее владельца или местности, где она была изготовлена.
Асано идо (Чашка Идо из дома Асано) , Араки корай (Корейская чашка из дома Араки) , Имаэда, Камия, Иккаи (имя штукатура, с которым Сотан, по преданию, расплатился этой чашкой) , Ураку идо (Чашка Идо из дома Ураку) , Тоёобо (монах с таким именем, говорят, когда-то владел этой чашкой) , Тотоя (Рыбацкая лавка — то ли Рикю нашел когда-то эту чашку в рыбной лавке, то ли так звался купец из Сакаи, закупивший целый корабль таких чашек) и т. д.
Поучителен в смысле постижения идеала «пути чая» в стиле ваби феномен корейских чашек Идо, самая знаменитая из которых носит имя Кидзаэмон и имеет утвержденный японским правительством статус «национальное достояние» (кокухо) . Кроме нее таким статусом в Японии обладают только две чашки Ёхэн-тэммоку эпохи Южной Сун, но они относятся к старинной чайной традиции, а не к новому стилю ваби.
Чашки Идо производились на юге Кореи с конца эпохи Корай (династия Койо — 918-1392) до начала эпохи Рите (династия И — 1392-1910). Первое упоминание о таких чашках в Японии встречается в описании чаепития мастера Ябуноути Сова в 1578 г.
С 1840-х гг на фарфоровой мануфактуре Herend производят столовые сервизы из фарфора. На Herend существует обычай называть декоры фарфора именами знаменитых клиентов . Часто это имена правителей и аристократов. Например, декор "Виктория" был назван в честь английской королевы Виктории. Такие фарфоровые сервизы отражают вкусы и запросы тех времен. Декорам фарфора Herend были даны имена Apponyi, Batthyanyi, Esterhazy, Rothschild.И, конечно же, бешено дорогие.
Внутреннее бытие чашки прекрасно передал в своем трехстишии Рансэцу (1654–1707), ученик великого Басё:
Мацумуси-но Сверчок затих —
Рин то мо ивадзу Ни звука не слыхать.
Куротяван. Черная чашка.
За стеклом музейного стеллажа, рядом с другими экспонатами — не очень правильной формы темная чашка с едва угадываемым силуэтом белой бабочки на одной стороне. Многие не обращают на нее внимания, да она и не предназначена для того, чтобы приковывать к себе взоры.
Однако посетитель с хорошей интуицией непременно задержится подле нее, почувствовав в ней какую-то затаенную грацию и силу, особый мир, исполненный сокровенных смыслов, словно священное предание на незнакомом языке.
Для того же, кто хоть однажды вступал на Путь японского Чайного действа, такая чашка способна стать добрым собеседником и поведать о многом. О том, как двигались гончарный круг и руки ваявшего ее мастера. В какой традиции он работал — китайской, корейской или японской. В каких именно печах гудело пламя от древесного угля — Сэто, Карацу или Игараки.
Она напомнит о том, что черный цвет особенно любил великий мастер Сэн-но Рикю, ибо чернота, словно всепорождающая земля, словно сама темнота великой буддийской Пустоты Шуньи, есть начало и итог всех цветов. Черный цвет чашки лучше всего сочетается как с бледно-изумрудным озерцом чая под бамбуковым мостиком изогнутой ложечки тясяку, так и с соломенно-желтой графикой циновки татами. Вечером такая чашка растворится в полумраке чайной комнаты, вызывая у гостя ощущение, что он зачерпнул благоуханную горячую влагу в собственные ладони, а в свете дня будет казаться маленькой, хотя по вместимости годится для «густого» чая.
Ее поэтическое имя, часто опирающееся на дзэнский афоризм или древнее стихотворение, вместе с ее биографией запечатлено на стенках кипарисового ларца, в котором она хранится веками, переходя от одного владельца к другому. Владеть бесценной чашкой, как и скрипкой Страдивари, — дело нехитрое, а вот заставить ее ожить — высокое искусство. Мастер с поклоном торжественно вносит ее в комнату в начале действа или берет с полочки у зимнего очага или летней жаровни и, омыв горячей водой, протирает льняной салфеткой тякин. В определенный этикетом момент действа первый гость может расспросить хозяина о происхождении и имени чашки, а после созерцания почтительно возвращает ее хозяину. Особо важному гостю подают чашку классического китайского стиля тэммоку на высокой деревянной подставке, которая используется только единожды, превращаясь после этого в чисто мемориальный объект.
Чашки могут иметь общительный или замкнутый характер, иметь имена Беседная (Осябэри) или Безмолвная (Ивадзу) . На одной из своих чашек первый японский нобелевский лауреат по литературе Кавабата Ясунари собственноручно крупными иероглифами начертал слова Иккю: «Легко войти в мир Будды, трудно войти в мир демонов» , и с тех пор литературные критики всего мира размышляют над загадкой «демонического мира Кавабаты» , который находят почти во всех его произведениях. Свой роман «Тысяча журавлей» он написал, не столько любуясь красотой Чайного действа, сколько ужасаясь тому, во что оно превращается, когда сталкивается с духовным несовершенством в людях.
На других чашках он написал: «Нежданная встреча сегодня, а не завтра» и «Ветер в верхушках сосен играет на небесной флейте» . Его знаменитое эссе «Красотой Японии рожденный» называют «Книгой Чая» Кавабаты, намекая на классический труд Окакуры Тэнсина (1906 г.) , впервые познакомивший Запад с эстетикой Тяною. Но уже из этой маленькой книжицы стало ясно, что Чайное действо — не религиозный обряд, светский ритуал или жанр искусства, но идеальная модель бытия, очищенного от всего лишнего. .